Text

Помню, был в Париже-граде,
Помню, пил за будь здоров,
И над стойкой бара глядя,
Углядел двух фраеров.

Пил один за правду жизни
И Россию все костил.
Я хотел его отпиздить,
Но водки выпил и простил.

А второй, манерный очень,
Был на выговор картав,
Он сигаркой заморочен,
Затягался на полрта.

От сигарки дым вихрастый,
Но раздалось позади:
– Саня, это пидорасты,
Близко к ним не подходи!

Выпил раз я, выпил два я,
Крикнул, третью мне налить,
Чтоб душою завывая,
Этих двух не удавить.

Только, глядь, заходит третий,
И хоть бейся ты, хоть плачь –
В лабутенах и в корсете,
Нараспашку чёрный плащ.

Обо мне, гляжу, судачить
Стали гадко на три рта.
Всех троих бы отхуячить,
Да, вот, жаль страна не та.

А когда вошёл четвёртый,
Вплыл как жаба под причал,
Я в сознании нетвёрдом
Очень сильно осерчал.

Встал я в рост, как на параде,
Влил коньяк себе под дых,
И пошел, за бога ради,
Пиздить сразу всех троих.

А четвёртый, что в корсете,
Скачет кругом, петли вьёт:
– Есть любовь на белом свете –
Значит любит, если бьёт!

И вот везут и снова вижу
В клетку мутного окна
Башню города Парижа –
Из решёток вся она.

А парижские ментовки
Руки сбитые мои
Укрывают в забинтовки.
Это тоже от любви.