Text

 Em 

Уже полгода я не дрался, персоналу не грубил
И малолетил, о досрочном загадав
Ну а теперь оно зачем, такой ценой я не просил,
Я б досидел еще полгода, подождав.
И сколько надо бы я ждал, и сколько надо я б терпел
Лишь бы не видеть телеграммных этих строк.
И понимать, что самой малость, опоздал, что не успел
И не услышу больше я "Привет, сынок"
 Am  B7  Em  C 
К маме, маме, к маме любимой
Am  B7  Em Мчит меня поезд Мурманск-Москва. Am  B7  Em  C К маме милой, самой красивой, Am  Em  B7  Em К той, что мне скажет родные слова. Я еду, чтоб просить прощенья, что из дома убегал, А с пьяным ты отцом ругалась, я был с ним. И что в ответ на поученья грубо голос повышал, И в школу вызовы один шли за другим. То с перевязанным лицом, то с переломами ног, рук, То весь в от пороха, ожогах, приходил. И вот однажды ключ под ковриком чужим взял Лёшка-друг, А ты ж просила, чтоб я с Лёшкой не дружил. К маме, маме, к маме любимой Мчит меня поезд Мурманск-Москва. К маме милой, самой красивой, К той, что мне скажет родные слова. К маме, маме, к маме любимой Мчит меня поезд Мурманск-Москва. К маме милой, самой красивой, К той, что мне скажет родные слова. Когда к начальнику колонии позвали в кабинет И телеграмму положили на столе, Я как-то сразу и не понял, рядом справка и билет, Сейчас июль, а ждал, что выйду в феврале. Так я февраль бы подождал и год, и пять ещё б терпел, Лишь бы не видеть телеграммных этих строк. И понимать, что самой малость, опоздал, что не успел, И не услышу больше я "Привет, сынок". К маме, маме, к маме любимой Мчит меня поезд Мурманск-Москва. К маме милой, самой красивой, К той, что мне скажет родные слова. К той, что мне скажет родные слова.